Крестьянин Якоб

[Raisalyng]

В Дании с древних времен существовал жестокий обычай. Обокраденный человек имел полное право пойти к колдуну и просить того выколоть с помощью магии вору глаза. Делалось это весьма просто. Из молодого деревца вырезалась фигурка, в которую колдун тыкал иголками и, бормоча страшные заклинания, обрушивал на голову невезучего вора жуткое проклятье.
Богатый крестьянин Якоб знал о ритуале и, когда с ним приключилась беда, не раздумывая, отправился к колдуну. Сколько не бились христианские священники, а выкурить нечестивца-колдуна из деревни не удавалось. Уж больно крепкие корни пустили старые суеверия и, точно могучий дуб, не желали прощаться с родной землей. Накануне к крестьянину в дом постучался бродяга. Такой грязный и зловонный, что пустить его на порог казалось совершенно невозможным. Бродяга клянчил милостыню – хотя бы одну монетку, или корочку заплесневелого хлеба – пускал слюни и вид имел исключительно богомерзкий. Но Якоб был человеком сильной воли и решительно прогнал нищего восвояси, на прощание помахав кочергой. Нищий же не растерялся и, убегая, успел зачерпнуть из птичьей кормушки горсть прелого зерна.
«Это мое зерно! — кричал Якоб, — Это я по весне сеял рожь, это я работал в поле от зари до зари, сбивая в кровь ладони! Вор! Вор! Будь ты проклят вор!» А вора меж тем и след простыл. Тогда Якоб плюнул на землю, растер плевок сапогом и поклялся во что бы то ни стало поквитаться со злодеем. Крестьянин вернулся в дом, достал из печи свежий хлеб, взял со стола крынку топленого молока и отправился к колдуну. Колдун был уже немолод, руки его тряслись, словом, ни сеять, ни жать, ни пахать он не мог, а кормился подаяниями. «Задобрю-ка я чародея хлебцем с молоком, — посудил Якоб, — Всяко не откажется помочь моей беде». Так решил Якоб и тронулся в путь.
Дом колдуна стоял на окраине деревни. Старый и покосившийся, заросший мхом, он, чудилось, вот-вот развалиться – успей только ноги унести.
Завидев Якоба, колдун обрадовался. Встречать гостей ему не приходилось давненько.
— Отец, — говорил Якоб. — Меня обокрали. Можешь ли ты, почтенный, силой колдовства покарать негодяя, дабы восторжествовала справедливость и я мог спать спокойно?
— Могу, наверное, — блеющим голосом отвечал колдун. — А что это у тебя в сумке?
— Молоко и хлеб. Я принес их для тебя, отец. Отведай пищи с моего стола…
Колдун кивнул и жестом велел крестьянину войти.
Разложив на столе несколько пучков сушеной травы, деревянную куколку, оплавленное распятие и выставив пару склянок с дурно пахнущим отваром, колдун спросил у бедного крестьянина, какой бы мести он пожелал обидчику.
— Выколоть ему глаза? — спрашивал чародей.
— Нет, — отвечал Якоб. Будучи от природы неохочим до людских страданий, Якоб придумал вору иное наказание. — Сделай отец так, чтобы у вора отсохли руки и он никогда больше не сумел вредить людям.
— Твое право, — пожав плечами, сказал колдун. Извлек из складок своего ветхого одеяния длинную швейную иглу и поочередно проткнул руки деревянного болванчика. Но так как старик был подслеповат, он промахнулся и вместо того, чтобы вонзить иглу в локти куклы – проткнул ладони. Якоб ничего не заметил, а если и заметил – не понял.
Распрощавшись с колдуном, крестьянин отправился домой.

На следующее утро Якоба разбудила жена. Выглядела она встревоженной и какой-то непривычно счастливой.
— Что стряслось? — первым делом спросил Якоб.
— Ох, муженек – чудо! Чудо случилось! Настоящее чудо. Одевайся быстрее и бежим в церковь, вся деревня, небось, там собралась!
— Чудо? Какое еще чудо в такую рань?
— Не спрашивай, муженек! Надевай-ка портки да сапоги и идем в церковь.
Спорить с женой Якоб не любил и, наспех одевшись, последовал за ней.
Возле церкви было полно народу. Толпа гудела, многоголосый хор оглушал крестьянина Якоба.
— Святой! Святой явился, — говорили одни.
— Не сам ли Спаситель? — восклицали другие.
Тут на улицу вышел священник в торжественной ризе и, призывая толпу к молчанию, заговорил.
— Братья и сестры, — вещал он. — В двери нашего прихода сегодня ночью постучался святой человек. Он был болен и ослаблен. Сперва мы подумали, незнакомец – обычный бродяга. А затем он начал жаловаться на ломоту в кистях и... обрати меня, Господи в соляной столб, коли лгу!... на его ладонях открылись раны… Раны Христовы! Стигматы! И раны эти кровоточили и кровь не останавливалась до самого утра. Вот это человек, глядите!
Священник поманил к себе какого-то человека в отрепьях. И толпа охнула. Крестьянин Якоб тоже охнул, ибо узнал в святом давешнего вора.
— Не может быть, — прошептал Якоб, а в голос добавил: — Не верь, патер, этот человек обманщик и вор!
— Что? — гомонила толпа. — Кто тут пищит? Кто тут Фома?
Священник заозирался по сторонам. Яркое утреннее солнце слепило, поэтому отыскать в гуще народа крестьянина Якоба оказалось трудной задачей.
— А, Якоб, это ты? — сказал он наконец. — И чем ты подтвердишь свои слова?
— Вчера этот человек вломился в мой дом…
— Вломился?
— Не совсем, — чуть смущенно, повторил крестьянин Якоб. — Он пришел в мой дом и просил милостыню, но выглядел настолько неопрятно… в общем, я сразу заподозрил в нем вора и прогнал. Но он успел обокрасть меня!
— И что же он украл?
— Зерно…
— Это так? — сурово сказал священник, обращаясь к нищему.
— Да, — честно признался нищий. — Я украл щепоть зерна из птичьей кормушки. Я был так голоден, что разум мой помутился… Но не покарал ли Господь меня за воровство?
И бродяга поднял окровавленные руки.
Лицо священника потеплело, морщины на лбу разгладились.
— Ах, сын мой, — сказал он. — Господу свойственно прощать. Он простил тебя, и стигматы тому свидетельство… А ты, Якоб, за жадность будешь наказан. Разве не велел Господь помогать неимущим? Ты пожалел куска хлеба, за это в науку получишь пять плетей…
Крестьянин Якоб похолодел, однако возражать не стал - побоялся.
Якоба выпороли. С тех пор он исправно подает милостыню и с колдунами не водится. Нищего оставили жить при приходе. Из него получился хороший работник и добрый сосед. Правда, появлявшиеся время от времени стигматы еще долго беспокоили его. Но нищий не жаловался. За грехи положено платить…

Автор я.

Comments

[Greysun]

[Северный лес]

Няя )

[мама Говарда.]

очень!
молодец!

[Этериэль]

Потрясающе)